Задача по перекрытию границы была снята со спецназа.
     С одной стороны, вывод воспринимался как счастливое событие, но с другой - оставление баз, являвшихся "домом" в течение четырех лет, - оставлял на душе печальный осадок. Спецназовцы помнили о тех, для кого база оказалась последним пристанищем перед уходом в небытие. Там, где не оставалось сомнений, что после ухода спецназа с базы она сразу же будет занята исламскими партизанами, минировались сооружения и оставляемое имущество.
     Так, например, колонна асадабадского батальона успела удалиться лишь на несколько километров от своего городка, когда с покинутой базы донеслись гулкие хлопки противопехотных мин, установленных спецназовцами перед уходом. Это подорвались самые любознательные и нетерпеливые моджахеды, давно наблюдавшие за базой и спустившиеся с окрестных, высот, чтобы поживиться "материальными ценностями". Последний аккорд спецназа обошелся противнику в десятки убитых и раненых.
     В тактике подразделений спецназа в последние месяцы пребывания в Афганистане произошли значительные изменения. Были прекращены налеты, т. е. операции с повышенной степенью риска, которые могли повлечь немалые людские потери. Командиры берегли солдат, понимая, что война на исходе. В некоторых батальонах за месяц до вывода вообще прекратились выходы на операции. Военнослужащие паковали имущество и впервые за годы войны занялись строевой подготовкой на плацу. Моджахеды не замедлили воспользоваться внезапно наступившей передышкой. Спецназ еще не ушел с базы, а кандагарский аэродром стал подвергаться регулярным обстрелам со стороны исламских партизан. Раньше подобные попытки были бы пресечены самым жестоким образом, но теперь моджахеды могли действовать безнаказанно.
     Два батальона спецназначения не были сразу выведены в Союз, а оставлены в Кабуле. Тем не менее, смена знакомых, пройденных вдоль и поперек районов на новые привела к увеличению случаев гибели военнослужащих этих подразделений. Баракинский батальон, покинувший свою базу в мае и вставший на временную стоянку на южной окраине афганской столицы, столкнулся с сильным противником на новом месте. Если за полгода, предшествовавших оставлению базы в Бараки, в батальоне погиб всего один солдат, то только за летне-осенний период боевых действий в Кабульской провинции общие потери составили шесть убитых и несколько десятков раненых. Незнакомая местность, хорошо подготовленные в тактическом отношении партизаны, более мелкие и мобильные группы моджахедов сделали свое дело...
     В июне 1988 года в районе Майдан (в 30 километрах от Кабула по газнийской дороге) баракинский спецназ понес ощутимое поражение. Группы ушли в горы, а бронетехника с операторами-наводчиками и механиками-водителями осталась в долине. В это время моджахеды, давно выжидавшие удобный момент для нападения, нанесли удар. Семь бронетранспортеров было сожжено, четырнадцать спецназовцев ранены, один убит. Имели место и другие удачные действия исламских партизан против спецназа.
     Отчасти столь активные и решительные нападения местных моджахедов были вызваны тем, что раньше они редко сталкивались со спецназом в бою и не ощущали комплекса неполноценности перед столь грозным противником. В своей прежней зоне ответственности баракинский спецназ, подобно другим батальонам, наводил такой ужас на местную вооруженную оппозицию, что та, зная "рейнджеров" спецназа, рисковала связываться в открытом бою с ними лишь в самых вынужденных обстоятельствах. Моджахеды приграничных районов отнюдь не уступали кабульским, но на них влиял тот образ "непобедимого и кровожадного кафера", который создал себе спецназ за годы беспрерывных сражений.
     Осенью 1988 года части спецназа, дислоцировавшиеся в Кабуле и его окрестностях, в основном принимали участие в ракетной войне, которая бурно развернулась в этот период. Исламская оппозиция не без успеха обстреливала столицу, правительственные учреждения и места расположения советских и афганских войск.
     Именно в этот период на территории советского посольства развернулось строительство капитальных подземных укрытий от "гостинцев" моджахедов. На территории штаба армии и других частей, все еще остающихся в Кабуле, появилась новая деталь в привычном пейзаже: в каменистом грунте отрывались щели, в которых должны были прятаться военнослужащие при ракетных обстрелах. Угроза гибели от внезапно прилетевшей ракеты отныне стала преследовать не только моджахедов.
     Ракетные удары оппозиции, повлекшие большие потери в боевой технике и людях на кабульском и баграмском аэродромах, вызвали ответную реакцию. В Афганистан были срочно переброшены дивизионы тактических ракет, которые могли поражать всю территорию, прилегающую к Кабулу, в радиусе 250-300 километров, т. е. вплоть до пакистанской границы. Население столицы по ночам могло слышать грохот пусков ракет и видеть огненные столбы, стремительно уносившиеся в черное афганское небо.
     В этот период спецназ выходил в основном на блокирование местности, откуда производились пуски ракет. Ракетные установки надо было охранять, так как исламские партизаны предпринимали попытки их обстрела. Более того, по линии разведки регулярно поступали данные, что предусматривается захват моджахедами некоторых из них.
     Кроме того, спецназовцы выходили на бронетехнике или вылетали на вертолетах в окрестные горы в поисках реактивных передвижных установок моджахедов. Некоторые выходы достигали своей цели - "рейнджеры" захватывали или уничтожали обнаруженные установки или боеприпасы к ним. В целях предотвращения запусков ракет по Кабулу спецназ продолжал практиковать засадные действия на караванных тропах, по которым шел подвоз боеприпасов к ракетным установкам противника. Если бы не действия спецназа, то число ракетных пусков по Кабулу за одну ночь исчислялось бы не десятками, а сотнями. Если охрана вражеских ракетных установок и складов была значительной, то, чтобы не терять людей, которых уже скоро ожидали дома, спецназовцы вызывали штурмовую авиацию. Та, как правило, отлично справлялась с задачей.
     При изучении списков погибших моджахедов, публиковавшихся в таких крупных журналах оппозиции, выходящих в Пакистане, как "Мисоке хун", "Джихад" и других, бросается в глаза резкое увеличение потерь среди исламских партизан в провинциях Кабул и Парван (столица - Баграм) как раз осенью 1988 года. Эти свидетельства самой оппозиции красноречиво подтверждают результативность действий спецназа. Многие солдаты и офицеры частей спецназначения, вспоминая этот период, отмечали, что напоследок брали гораздо большее количество моджахедов в плен, чем раньше. "Так много, как под Кабулом осенью того года, мы никогда прежде не брали", - поделился своими впечатлениями один из офицеров.
     Война для подавляющей части "контингента" закончилась, но спецназовцы продолжали воевать, и это обстоятельство приводило к дополнительным нагрузкам на их и без того измотанную нервную систему. К тому же, стоило подразделениям спецназа стянуться в Кабул, как высокое штабное начальство, прежде не баловавшее своими визитами базы спецназа, пока тот стоял в опасных районах, зачастило в их расположения с проверками.
     Многие офицеры спецназа, считавшие несправедливостью, что в условиях вывода всех наземных войск лишь спецназ продолжает каждодневные боевые действия, увеличили дозы потребления алкоголя в "свободное от войны" время, не имея возможности выразить свое отношение к условиям обстановки другим способом. Мысль о забастовке в головы "рейнджеров" не приходила.
     "Однажды, уже в январе 1989 года, к нам в батальон нагрянул неожиданно сам Громов. Он бегал по модулю, а мы, закрывшись в комнатах и набравшись с самого утра, не открывали. Уезжая, он грозился, что наведет порядок, но в условиях того бардака, который царил на выводе, его угрозы остались пустым звуком", - так живописал обстановку на базе элитных частей советской военной разведки под конец афганской кампании один из спецназовских офицеров.
     В феврале 1989 года последние батальоны спецназа покидали Афганистан. Последний бронетранспортер с круглой белой эмблемой на борту, на которой молния пронзала парашют со звездой, 13 февраля пересек так называемый "мост Дружбы" через Аму-Дарью, оставив за кормой не только чужую страну и ее многострадальный народ, но и девять лет самой затяжной в XX веке для советской армии войны.
     Далеко не радостные перспективы ждали уходящих из Афганистана. Особенно это касалось офицеров, ибо все солдаты, прошедшие войну, были полностью демобилизованы к лету 1989 года. Не прошло и десяти месяцев, как спецназ вновь вышел на блокирование и охрану коммуникаций в Азербайджане в январе 1990 года. Снова пули летели в тех, кто думал, что навсегда забудет их свист после афганской войны, в тех, кого так неласково встретил Союз эпохи "демократических преобразований". Наверняка, покидая Афганистан, они не могли себе представить, что в них снова будут стрелять и что до их ушей вновь долетит клич "джихада".

1 Чеки с красной полосой - дензнаки, имевшие хождение в частях 40-й армии на заключительном этапе ее пребывания в Афганистане.
2 "Чекушка" - название магазинов Военторга, бытовавшее среди военнослужащих 40-й армии (жарг.)

Глава 7. Обреченные на вражду

     В начале 80-х годов во многих центральных советских газетах появлялись любопытные карикатуры, по-разному обыгрывающие один и тот же сюжет: омерзительного вида душман со всклокоченной бородой, с кинжалом, зажатым в зубах, и остроконечных туфлях на босу ногу лезет из-за кордона на афганскую территорию, где его уже поджидает местный пролетарий с самыми решительными намерениями. Подобное освещение афганской войны советскими средствами массовой информации оказало медвежью услугу политическим и военным кругам Советского Союза, которые формировали его внешнюю политику, когда на повестку дня встал вопрос о выводе войск из Афганистана.
     Дезинформированному советскому гражданину, которого десять лет дурачили подобными картинками, было непонятно, почему могучая Советская армия с ее современным вооружением, опытными командными кадрами и славными традициями не смогла разгромить "каких-то басмачей в полосатых халатах", и как удалось этим басмачам в конечном итоге изменить военно-политическую ситуацию в стране в свою пользу! Ведь, по сообщениям советской прессы, Апрельской революции и всему трудовому народу Афганистана противостояла жалкая кучка отщепенцев, окопавшихся в Пакистане и живущих за счет "дяди Сэма".
     Наиболее трезвомыслящие и дальновидные военные советники, работавшие в Афганистане накануне ввода туда войск, предупреждали советское руководство о неразумности подобного шага ради спасения марксистского режима в Кабуле. Реальную перспективу втягивания советских войск в затяжную гражданскую войну предсказывали главный военный советник генерал-лейтенант Горелов, его заместитель генерал-майор Заплатин, полковник военной разведки Катинас и другие. Однако к их голосам не прислушались. И Советский Союз, направив войска в Афганистан, в ответ на свою "интернациональную помощь" получил "джихад".
     Существует несколько основных причин, заставивших простого афганца взяться за оружие. Ведь массовую опору вооруженной оппозиции составили не богатые землевладельцы и торговцы, а преимущественно средние городские слои и крестьянство.
     У афганцев существуют богатые традиции вооруженного сопротивления иноземным интервентам. К последним ими были отнесены и советские войска, ибо, свергнув режим Амина, они не вернулись на родину, а остались в Афганистане, ввязавшись в конфликт между самими афганцами. Очевидцы помнят, что в первые дни пребывания советских войск в Кабуле и других районах страны, пока они не приступили к боевой деятельности, афганцы относились к ним вполне дружелюбно.
     Афганцы не забыли о своих победах в трех войнах за независимость страны против английских экспедиционных войск, хотя со времен последней из них прошло более семидесяти лет. Газни, Кандагар, Панджшер, Пагман и Соруби, которые в свое время были очагами вооруженного сопротивления англичанам, вновь в 80-х годах XX столетия превратились в арену ожесточенных боев между афганцами и советскими войсками. Хотя кабульский режим и советская сторона развернули целую пропагандистскую кампанию, чтобы представить, "ограниченный контингент" в роли миротворца, а моджахедов поставить на одну доску с английскими интервентами минувших войн, большая часть афганцев предпочла поддержать "джихад".
     Они, в силу своего мышления и исторического опыта, любого иностранца с оружием на родной земле воспринимают как врага даже в том случае, если свое вторжение он объясняет желанием "оказать помощь". Какое им дело до соответствующих статей в советско-афганском договоре о дружбе и сотрудничестве от 1978 года, многочисленных просьб афганского руководства, на которые ссылались тогда кремлевские руководители для юридического обоснования акта агрессии! Подавляющее большинство населения не слышало о них ровным счетом ничего; а услышав, вряд ли бы согласилось с их содержанием.
     Кроме того, появление иностранных войск (а солдаты советской армии ими воспринимались как "неверные", то есть как люди другой веры) означало для афганцев угрозу исламу. Исламская религия, составляющая суть жизненного уклада афганцев, их мировоззрение, моральные ценности, так много значит для жителей этой страны, что покушение на нее они истолковывают как покушение на свою собственную жизнь. Силы, пришедшие к власти в Афганистане в апреле 1978 года, из-за бездарного проведения земельной реформы, притеснения духовности и некоторых племен, населяющих страну, были объявлены служителями мусульманской церкви "безбожными". Естественно, статус "безбожных сил" автоматически был перенесен и на тех, кто из-за рубежа прибыл для спасения кабульских властей. По всей стране был провозглашен "джихад".
     По Корану убийство "кафера", посягнувшего на ислам, и участие мусульманина в "джихаде" есть богоугодные дела, и того, кто их творит, ожидает вечное блаженство в раю. А какой мусульманин не стремится попасть в рай?
     Ведение боевых действий с широким применением авиации, реактивной артиллерии и бронетанковой техники приводило к ужасающему опустошению среди населения "зеленых зон", разрушению домов, дорог и ирригационных каналов. Но месть за убитого - давняя традиция почти всех народов, населяющих Афганистан, поэтому каждый выход советских подразделений с базы на боевые действия увеличивал количество людей, берущихся за оружие, чтобы отомстить за смерть близких.
     По подсчетам ООН, приблизительно 3 миллиона жителей Афганистана, что составляет 1/4 часть всего населения, были вынуждены эмигрировать в Пакистан и Иран, спасаясь от гражданской войны. Тяжелейшие жизненные условия в лагерях для беженцев заставляли мужчин вступать в отряды моджахедов, чтобы как-то прокормить семьи. Платили в отрядах гораздо выше, чем на любых других работах. За погибшего в бою семье выплачивали большую пенсию, поэтому недостатка в пополнении людьми своих формирований исламские партизаны не испытывали.
     Другая причина вооруженного сопротивления афганцев заключается в том, что в северных районах Афганистана и сегодня существуют тысячи кишлаков, в которых осели потомки мусульман, бежавших из Советской Средней Азии в 20-30-е годы. Безусловно, они сохранили в памяти рассказы старших поколений о кровавых методах "социализаций", поэтому их реакция на появление советских войск не ограничивалась написанием на глинобитных стенах своих жилищ лозунгов типа: "Афганистан никогда не станет Самаркандом и Бухарой". Потомки беженцев брали винтовки и шли воевать.
     Третья причина заключалась в финансовой и материальной поддержке исламской оппозиции со стороны большинства арабских стран, США, Китая и некоторых западно-европейских государств. Эта помощь придавала моральную силу сопротивлению Моджахедов и материально питала "джихад", ибо на танки не пойдешь, имея в руках допотопное ружьё.
     Количество моджахедов, которые активно, с оружием в руках участвовали в сопротивлении, было не так уж велико - максимум 50-200. тысяч человек. Во все годы войны в Афганистане проживала масса людей, превосходившая численность моджахедов в десятки раз. Это преимущественно женщины, дети, лица преклонного возраста или люди, просто не воюющие в силу различных причин, в том числе и мужчины. Все эти категории населения, на первый взгляд, не принимали участия в "джихаде", занимая нейтральные позиции. Так ли это?
     Один из солдат спецназа, проходивший службу в Джелалабаде, сказал: "Я постоянно чувствовал, что мы. воюем на враждебной земле, что все в кишлаках смотрят на нас волком". Аналогичные чувства к местному населению испытывали "рейнджеры" спецназа, которые почти в каждом афганце видели врага и в своем большинстве считали, что "даже те, кто не носил оружие, были "духами" или их помощниками".
     И спецназ, и местное население были обречены на вражду и взаимную ненависть самой жизнью. Когда спецназ после своего декабрьского дебюта спустя некоторое время вернулся в Афганистан, там уже второй год велся "джихад", называвшийся в советских средствах массовой информации "необъявленной войной". К этому моменту позиции конфликтующих сторон были достаточно четко определены.
     Афганское население научилось очень быстро и безошибочно выделять спецназовцев из общей массы советских военнослужащих не по форменной одежде, а по почерку их действий. Решительные, быстротечные и неожиданные набеги "рейнджеров" на территорию, находившуюся под контролем оппозиции, влекли многочисленные жертвы не только среди моджахедов, но и среди местного населения.
     Мирные, безоружные люди довольно часто попадали под пули спецназовцев. Их гибель была вызвана не какой-то особенной кровожадностью военнослужащих спецназа, а теми обстоятельствами, которые возникают во время любых военных действий.
     "Во время облета нашей зоны ответственности афганский автобус после третьей предупредительной очереди не остановился. Ну, и "размочили" его с НУРСов и пулеметов, а там оказались старики, женщины и дети. Всего сорок три трупа. Мы потом подсчитали. Один водитель жив остался". Эти слова принадлежат офицеру баракинского спецназа, который, безусловно, сожалел о гибели невинных людей, но ее главным виновником считал водителя афганского автобуса. Тот вместо того, чтобы остановиться после предупреждения, как это было принято по неписаной договоренности, стоило вертолету зависнуть над машиной, вдруг прибавил скорость...
     Большинство военнослужащих частей спецназначения спокойно относились к фактам гибели гражданского населения, видя в них неизбежное зло, происходящее там, где идет война. Многие из них считали, что джентльменское отношение к местному населению есть непозволительная, роскошь в условиях партизанской войны и морализирование на эти темы лишь мешает выполнению боевой задачи.
     В ходе действий спецназа были отмечены десятки случаев, когда мирные афганцы погибали ночью на караванных тропах, попадая под огонь рейнджеров, сидящих в засаде. "Наша группа открыла огонь по каравану по приказу лейтенанта. Я слышал крики женщин. После осмотра трупов стало ясно, что караван мирный, но раскаяния я тогда не испытывал", - признал бывший солдат лашкаргахского батальона, вспоминая о подобных случаях.
     Офицер джелалабадского батальона, провоевавший в Афганистане два года, приводит аналогичный пример: "Убивали афганцев по незнанию. Ночью по караванной тропе идет семья кочевников, натыкается на засаду, и тут же ее уничтожают. За мою службу я знаю три таких случая".
     Немало мирных жителей, не принимавших участия в "джихаде", поплатились жизнью лишь потому, что оказались в зоне действий спецназа или проживали в кишлаках, в которых на ночь останавливались отряды моджахедов. Во время ночных налетов спецназ резал и стрелял всех подряд, не интересуясь возрастом, полом и политической принадлежностью. Поди, попробуй отличи ночью, когда идет интенсивная стрельба, моджахеда от мирного, женщину от мужчины, которые к тому же что-то кричат на непонятном языке. Пока присмотришься - сам получишь пулю.
     Другая причина, вынуждавшая спецназовцев убивать мирных афганцев вполне осознанно, была обусловлена "мерами предосторожности". Находясь в пустыне или горах на выполнении боевого задания в отрыве от главных сил, любая группа спецназа не могла допустить, чтобы ее местопребывание было раскрыто. От случайного путника, будь то пастух или сборщик хвороста, заметившего засаду спецназа или его стоянку, исходила вполне реальная угроза. Опыт первых лет войны в Афганистане показал, что афганец, отпущенный с миром, как правило, возвращался, ведя за собой отряд моджахедов.
     Именно поэтому спецназ не мог позволить себе играть в гуманизм, когда ставкой была их собственная жизнь и выполнение задачи. Ветераны спецназа в своем большинстве говорят об этом, как о неприятной, но вынужденной необходимости. "По крайней мере, это честнее, чем лить крокодиловы слезы", - прокомментировал свои прошлые "грехи" один из солдат фарахского батальона.
     Типичная ситуация произошла в Нангархаре зимой 1985 года. Группа афганцев, поехавшая на рейсовом автобусе в Пакистан, исчезла без следа в каменистой пустыне. Их следы отыскались несколько месяцев спустя. Родственники пропавших без вести совершенно случайно обнаружили на свалке разбитой техники, устроенной джелалабадским батальоном спецназа рядом с базой, тот самый злополучный автобус, изрешеченный пулями.
     Кроме смертельной угрозы, которую так часто влекла за собой неожиданная встреча со спецназом, существовала еще одна причина, настраивавшая население многих приграничных с Пакистаном районов враждебно к "лихим рейнджерам". Спецназ громил не только караваны, доставляющие оружие, но и транспорт с продовольствием, медикаментами, различными товарами первой необходимости, предназначенными для населения, пусть и состоящего наполовину из родственников исламских партизан.
     Офицер баракинского спецназа, владевший дари, рассказал о следующем разговоре, происшедшем между ним и пожилым афганцем из баракинской "зеленой зоны": "Мы сменили в Бараках батальон из советской десантно-штурмовой бригады, к которому местные относились более-менее спокойно. Нас же очень быстро возненавидели. Старик, с которым я разговорился, объяснил, что раньше из Пакистана в их кишлак беспрепятственно шла продовольственная и иная помощь. Прибывший спецнаэ не только стал громить местные вооруженные отряды оппозиции и их караваны, но и начал перехватывать всю гуманитарную помощь для мирного населения".
     Сходные случаи происходили и в других районах страны. Ведь многие афганцы, не отыскав работы на родине, отправлялись на заработки в Пакистан и Иран. Оттуда они вскладчину, по признаку принадлежности к одному роду или племени, посылали небольшие караваны с имуществом для своих родственников, оставшихся в Афганистане. Эти караваны не имели отношения к тем транспортам с гуманитарной помощью, которые снаряжались оппозиционными силами. Однако для спецназа никакой разницы между этими и другими караванами не существовало. Они уничтожали их без разбора. Единственными караванами, которые беспрепятственно проходили сквозь засады спецназа, были караваны кочевых племен. Их не трогали, ибо на сей счет имелись строгие приказы и инструкции.
     Лишь немногие из бывших солдат и офицеров частей спецназначения по прошествии лет искренне переживают по поводу жертв среди мирного афганского населения. Большинство же, признавая сам факт гибели безоружного населения по их вине, по-прежнему негативно относятся ко всем афганцам. Они считают, что все население в той или иной степени активно помогало моджахедам в их борьбе.
     "Пастухи немедленно начинали прочесывать местность, стоило им где-то заметить зависание вертушек". - "Пастухи навели на нас "духов" возле Гумаль-Калай в феврале 1986 года. Насилу мы вырвались из окружения тогда". - "Для меня нет разницы между мирными и "духами". Все они одним миром мазаны". Подобные высказывания спецназовцев о "коварстве" местного населения и его поддержке исламских партизан не лишены основания.
     Один из прапорщиков спецназа, будучи раненым, наблюдал, как после сражения, окончившегося в пользу моджахедов, старики и подростки из ближайшего кишлака прочесывали поле боя и добивали мотыгами и лопатами раненых спецназовцев. Естественно, он на всю жизнь запомнил увиденное, и сохранил ненависть не только к моджахедам, но и гражданскому населению.
     Зачастую местные жители, выполняя задания моджахедов, добровольно предлагали свои услуги спецназу в качестве информаторов и давали ложные сведения, которые приводили к весьма печальным последствиям для "рейнджеров". Так, один раз, попавшись на дезинформацию, переданную местным жителем, одна из рот спецназа под Кандагаром вышла на засаду исламских партизан и понесла потери.
     Офицер шахджойского батальона спецназа так определил свое отношение к "мирным" афганцам: "Я привык от них ждать больше неприятностей, чем чего-либо другого. Из этого складывается мое отношение к ним. Хотя среди них тоже есть вполне нормальные люди".
     Его последняя фраза оставляет надежду на то, что со временем люди, воевавшие в составе "ограниченного контингента", поймут мотивы враждебного отношения афганского населения к ним. Этот же офицер признает: "Большинство афганцев считало нас захватчиками, "неверными" и интервентами, неизвестно ради чего пришедшими на их землю".
     Непонимание, незнание друг друга, взаимная вражда предопределили отношения между спецназом и мирным гражданским населением. Запоздалые и во многом безграмотные мероприятия по оказанию продовольственной помощи, медицинского обслуживания местному населению в районе постоянной дислокации подразделений спецназа, проведение агитационной работы с целью формирования лояльного отношения у местного населения к советским войскам, не смогли изменить сложившегося отношения и перевернуть взаимно негативное мнение друг о друге.
     Однако, среди гражданского населения существовала категория лиц, которые сотрудничали со спецназом. Как правило, ими являлись агенты афганской службы безопасности, советской военной разведки и некоторые кланы и семьи, испытывающие потребность во временном союзе с советскими войсками для решения своих проблем. Например, у какого-нибудь клана нет достаточных сил, чтобы разделаться с конкурентами или недругами из соседнего кишлака. В этом случае они поставляют спецназу данные, что в соседнем кишлаке постоянно размещается отряд моджахедов. Более того, они готовы дать своих проводников или даже воинов для непосредственного участия в акции.
     Другой причиной сотрудничества было желание отдельных племен жить в мире с русскими, которые, по мнению афганцев, обладали очень большой военной силой. Сильных на Востоке уважают. Между такими племенами и ХАДом или ГРУ заключалось тайное соглашение, и "дружественные" афганцы без угрызений совести "закладывали" моджахедов, когда те пытались провести караван через территорию этих племен. Офицеры разведки из бригад спецназа иногда ездили к старейшинам сотрудничающих племен в гости, как к себе домой. Материальная заинтересованность афганцев в сотрудничестве со спецназом была практически исключена. Те 2-3 тысячи афгани, которые мог получить агент из числа местных жителей в случае, если его информация подтверждалась и спецназ дал "хороший результат", были смехотворно малой суммой. Один из офицеров, отвечавших за агентурную работу, в сердцах пожаловался: "Эти расценки, наверное, установили сто лет назад. У меня есть агенты, которые могут спокойно прикурить от пятисотафганиевой банкноты".
     Конечно, попадались осведомители и проводники из числа очень бедных людей. Таким не препятствовали после боя выбрать для себя какие-нибудь ценные вещи из числа трофеев... Убедившись, что вооруженным путем справиться с исламскими партизанами не представляется возможным, советская сторона стала проводить работу по перетягиванию на свою сторону влиятельных полевых командиров отрядов оппозиции, чтобы обескровить "джихад". Оказалось, что дешевле свозить моджахедов в Москву и организовать для них застолье с выпивкой в ресторане "Седьмое небо" на останкинской телебашне, чем вести жестокую и изнурительную антипартизанскую войну.
     Так, в августе 1986 года группу лидеров крупных отрядов оппозиции из западных районов Афганистана свозили на экскурсию в Советский Союз. Их хотели склонить к сотрудничеству, показав могущество и богатство "великого северного соседа". Они посетили Москву, Ташкент, Алма-Ату и Бишкек (тогдашний Фрунзе).
     Нечто подобное устраивали англичане во время колониальных завоеваний, - привозя в метрополию на экскурсию вождей и князьков воинственных, но бедных племен. Их осыпали подарками, показывали заводы, города, гавани, и те уезжали домой, сраженные увиденным.
     Моджахеды, побывавшие в Союзе, были разными людьми: одни после поездки продолжили борьбу, другие заняли нейтральные позиции, и лишь двое склонились к сотрудничеству с "контингентом". Вскоре они были убиты соплеменниками за измену. Подобный финал ждал и Джума-Хана - лидера одного из крупнейших формировании моджахедов, который в 1984 году в Бадахшане перешел на сторону русских. Исламская оппозиция жестоко расправлялась с теми, кто нарушал закон "джихада".
     В целом прямые контакты афганцев, как из числа мирных жителей, так и из числа моджахедов, с представителями ГРУ или спецназовцами были скорее исключением, чем нормой. В памяти подавляющего количества афганского населения останутся лишь наводящие ужас дерзкие рейды и налеты спецназа на их землю.
     История повторяется, но люди не всегда усваивают ее уроки. Подобные воспоминания об английских интервентах по сию пору продолжают жить среди афганцев, хотя много воды утекло с тех пор в афганских речках. Те воспоминания, видимо, поблекнут и будут почти забыты на фоне последних, еще совсем свежих событий, связанных с участием советских войск в гражданской войне в Афганистане, а предания о "коварных и жестоких англичанах" сменятся подробными рассказами очевидцев об "ужасных русских".